Наука - Судный день

19 марта незадолго до полуночи 24-летний мужчина крупного телосложения стоял рядом с мексиканским рестораном на шоссе Вест Эрроу в Сан-Димасе (Калифорния) – маленьком сонном городке к востоку от Пасадены. Ни с того ни с сего завязалась драка. Никто уже не вспомнит ее причины, но конец оказался трагическим. Остаток ночи молодой человек провел на столике из нержавеющей стали в офисе коронера округа Лос-Анджелес. Смерть наступила от множественных ножевых ранений.

Как все прочие жертвы насилия, тело из Сан-Димаса отправили к коронеру для выяснения причин смерти. Подробности в таких случаях при дальнейших судебных разбирательствах могут стать критическими свидетельствами для обвинения (или оправдания) подзащитного. В офисе округа Лос-Анджелес каждый год выполняется около 6000 подобных судебно-медицинских вскрытий. Это одна из 4000 служб, раскиданных по всем штатам, и размером она уступает только офису коронера в Нью-Йорке.

Такие телевизионные программы, как «Расследование на месте преступления» (она всегда занимает верхние строки в рейтингах), привлекли внимание публики к этой области судебных процедур. С тех пор, как в 2000–2001 годах по телевидению пошел в прайм-тайм сериал на эту тему, университеты стали наращивать выпуск медиков-криминалистов. Если в 2000 году университетом Западной Вирджинии были выпущены всего лишь четыре специалиста по судебно-медицинской экспертизе, то в 2004 году на занятия по этой специальности записалось уже 500 человек.

В телевизионных сериалах следователи за рекордное время раскручивают аккуратненькие высокотехнологичные дела, так что каждый рабочий день заканчивается драматическим задержанием. И постепенно публика укрепляется во мнении, что реальная работа криминалистов столь же легка и эффективна.

«Люди смотрят сериалы по телевизору, и у них складывается мнение, что любую, даже самую крошечную улику можно за час с абсолютной точностью выявить, проанализировать и связать с происшедшими событиями, – говорит доктор Макс Хаук, директор программы «Инициатива в области судебных наук» в университете Западной Вирджинии, – однако все это совершенно не похоже на реальную жизнь».

Пожалуй, то утро, когда я подъехал к офису коронера округа Лос-Анджелес, было идеальным моментом для сравнения теории с реальностью. У грузового подъезда, в «контрольной зоне», была чуть ли не давка. Некоторые тела были завернуты в простыни (только прибывшие), другие лежали в прозрачных пластиковых мешках, готовые к отправке на кладбища или в похоронные бюро. Парень из Сан-Димаса тоже прошел через это крыльцо. Его сфотографировали, прикрепили к большому пальцу ноги зеленую бирку, оформили пластиковое удостоверение, которое затем будет перепечатываться на всех сопутствующих документах. После аппарата Live Scan, который оцифровал его отпечатки пальцев, обнаженное тело, лежащее на стальной тележке, откатили в морг, где оно будет дожидаться в холодильнике, пока не придет время для более подробного обследования.

К тому времени, когда я догнал нашего знакомца, тело его лежало среди пяти трупов в мрачной серой операционной, слабо попахивая естественными ароматами человеческого тела, пластиковой упаковкой и консервирующим формалином. Стальную каталку перпендикулярно пристегнули защелками к раковине из нержавейки и наклонили так, чтобы в нее могли свободно стекать любые жидкости, содержащиеся в человеческом теле.

Комната ничем не напоминала прекрасно освещенные декорации криминальных телесериалов. Резкое люминесцентное освещение лишь подчеркивало неприглядность одноразового халата, в котором щеголял доктор Педро Ортиз-Колом, помощник судмедэксперта.

На пост коронера обычно назначают по политическим каналам, в то время как собственно вскрытия проводят судмедэксперты, получившие в свое время медицинские дипломы по специальности «судебная медицина». Их инструменты не так уж сильно отличаются от тех, которыми пользовались знаменитые европейские анатомы конца XIX века, – скальпели, пилы, хирургические щипцы, зажимы и большие острые ножи.

Ортиз-Колом осматривает тело мужчины из Сан-Димаса, а затем делает глубокий разрез в форме буквы Y, чтобы добраться до внутренних органов. Их он поочередно обмеряет и рассекает. В отличие от своих коллег в телесериалах он не декламирует при этом на диктофон берущий за душу монолог о том, что интересного он увидел внутри.

«Когда вскрывают одновременно пять трупов, жужжат электропилы, а все вокруг болтают, никакую запись потом не разберешь», – говорит Крэг Харви, главный следователь коронера в Лос-Анджелесе, присматривающий за всеми вскрытиями. Вместо диктофона Ортиз-Колом делает пометки о своих наблюдениях легкосмываемым фломастером на краю стальной раковины.

Когда вскрытие трупа из Сан-Димаса подходит к концу, появляется криминалист Стив Дауэлл, специалист по приборному анализу, с силиконовым материалом для снятия зубных оттисков. Он наносит шпателем красноватое вещество на ножевые раны и ждет, пока оно подсохнет. Потом в своей лаборатории Дауэлл отсканирует форму оттисков и внесет результаты в свою базу данных по ранам от тупых и острых предметов. Уже сейчас в этой базе хранится 2000 изображений. В перспективе с ее помощью можно будет по ширине раны судить о характере оружия. Процедура вскрытия станет более объективной, так как появится возможность сравнивать и корректировать показания разных анатомов.

Если жертва погибла от огнестрельной раны, Дауэлл может обследовать тело на предмет специфических следов, чтобы исключить версию самоубийства. В этом случае к руке жертвы нужно прижать особый черный кружок, покрытый с одной стороны липкой лентой. Затем его вставляют в электронный микроскоп. Если уникальный рентгеновский спектр образца не покажет наличие свинца, бария или сурьмы – компонентов пороха, – значит, это наверняка не самоубийство. «Свидетельство экспертизы, – говорит Дауэлл, – должно успешно противостоять чьим бы то ни было рассказам».

В случае подозрений на передозировку наркотика или использование ядов самые важные свидетельства может дать фрагмент тканей после его исследований в токсикологической лаборатории. Здесь с использованием газового хроматографа или масс-спектрометра можно выявить такие вещества, как героин или мышьяк, в количествах меньше, чем миллиардная доля грамма.

«В судебном расследовании газовый хроматограф и масс-спектрометр – исключительно полезные приборы, – говорит Рич Уиппл, химик из Ливерморской национальной лаборатории Лоуренса, – но чтобы с их помощью получить конкретные ответы, требуется гораздо больше времени, чем в телесериалах. Там прибор сразу говорит, что обнаружены, к примеру, следы розовой краски фирмы Fuller Paint. В реальной жизни прибор способен выявить конкретное химическое соединение, но потом в игру вступает исследователь, который и должен понять, компонентом чего является это соединение». «Телевизор посмотреть приятно, – подытоживает Уиппл, – но там показывают то, что в Голливуде, а не то, что в жизни».

Еще одно заблуждение, широко распространенное среди телезрителей, – что якобы в любом расследовании используется анализ ДНК. В реальности все не совсем так. Из-за очень высокой стоимости анализ ДНК, как правило, не используется – даже в тех случаях, когда он мог бы оказаться полезен. В отчете, опубликованном министерством юстиции США, отмечено, что на 2004 год в Штатах накопилось уже 540 тысяч уголовных дел, ожидающих своей очереди на биологический анализ.

И даже основательные свидетельства на базе анализа ДНК не всегда дают право на арест. Пусть в Национальном каталоге ДНК на сегодня содержится 2,4 миллиона профилей и он продолжает принимать данные по любому осужденному преступнику – зато между разными штатами нет единодушия в том, какие преступления считать достаточно тяжкими, чтобы они давали основания для такой процедуры. Кроме того, одни штаты стали предоставлять данные по преступлениям, совершенным до 1998 года (год, когда начал составляться этот каталог), а другие в этой кампании не участвуют.

В судах заседают те же самые телезрители, и не странно, что голливудские представления о судебной медицине так или иначе влияют на судебные решения. Хезер Витта, судебный эксперт в отделе биологии и анализа ДНК в полиции штата Мичиган, рассказывает, что ей пришлось работать над делом, которое было проиграно лишь потому, что присяжный потребовал неопровержимых доказательств на основе анализа ДНК. «Мы вовсе не стремимся подбирать биологические доказательства по каждому уголовному эпизоду, – говорит она, – и у меня волосы дыбом встают от мысли, что публика может потребовать биологических доказательств в каждом уголовном процессе. Как это ни печально, но теперь, когда мне приходится в суде занимать место свидетеля, я стараюсь с самого начала развеять необоснованные надежды, объясняя прокурору, чем моя работа отличается от радужных картинок, которые показывают в телесериалах».

Вернемся к бедолаге из Сан-Димаса. Судя по всему, его дело так и не будет раскрыто. Если верить отчетам министерства юстиции, даже при использовании самых передовых методов криминологической науки вероятность, что преступник будет в конце концов задержан, составляет всего 64 процента.

Спектрометры. Вам нужно быстро идентифицировать какое-либо вещество? Газовый хроматограф/масс-спектрометр, который еще недавно был размером с хороший холодильник, теперь уменьшился до габаритов чемоданчика, так что его можно использовать за пределами лаборатории.

Микрофлюидика (микрохимия жидкостей). Хотите установить подозреваемого прямо на месте преступления? Ученые осваивают методы работы с ничтожными количествами жидкостей в условиях «лаборатории на микрочипе». Скоро можно будет поместить каплю образца, содержащего ДНК, на кремниевую пластинку: жидкость будет проходить по капиллярам, идентифицирующим гены.

Микроэкстракция. Интересно, нет ли в жидкости каких-либо опасных примесей? В этом методе оптические волокна используются в качестве пипеток, так что образцы для анализа изымаются без долгой и кропотливой подготовки. Для полевых условий разрабатываются более грубые аналоги этих нежных волокон.

Серология. Хотите определить, когда возникло вот это конкретное пятно крови? Используя данные о различных скоростях распада для различных типов обнаруженных в крови РНК, криминалисты вскоре смогут трезво оценивать заявления типа: «Да я еще месяц назад порезался во время бритья».